Галопом по. День первый.

Таксист молчал всю дорогу до аэропорта. Я даже проникся. Жена не удивилась. Видать ей уже приходилось встречать таких. Мне - нет. Чудеса статистики. Я так сразу почувствовал неладное, хотя было всего лишь шесть утра.

Самолет, тем не менее, взлетел по расписанию, хотя и лоукостер. Я перед вылетом сказал жене: "Купи пару бутеров, что ли. Кормить нас точно не станут."

Летать в отпуск в конце лета - занятие для не слабонервных. Особенно из Израиля. Дети. Нет, вы натурально не понимаете: "ДЕТИ!" Каждый израильский ребенок сравним с десятком своих европейских сверстников. Или, если в тротиловом эквиваленте, – примерно килотонне. И это в спокойном состоянии. В буйном, когда уже началось неконтролируемое деление, а поглощающие стержни расплавились, ты можешь лишь любоваться на вспышки справа и слева, и запечатленные на бетонных стенах силуэты улыбок счастливых родителей. Израильские папы - единственное спасение. Израильские папы не расплавляются и гасят реакцию, перенаправляя потоки быстрых нейтронов в направлении наименее ценных для общества членов. Одна беда – папы не всегда присутствуют. И если вместо них израильские бабушки... Тогда катастрофа неминуема. Особенно, когда детей - четверть рейса.

Двигатели еще не успели запустить, как самолет принялись проворно разбирать на запчасти. Пыхтя и ухая. Кресло, в котором сидел, я было избрано испытательным полигоном. Юный умелец проверял свою концепцию по неполной разборке и сборке самолета пинками. Ухая, он пытался вышибить из кресла дух, как подпивший бомж, все еще не потерявший замашки интеллигента, пытается вышибить штакетину из палисадника с целью поссать "не на виду" – стыдно ему, видите ли.

Я вибрировал ребрами и позвоночным столбом, периодически пытаясь посмотреть, кто там в сопровождающих у народного умельца. Тщетно. Мне мешало кресло передо мной. Оно с гиканьем откидывалось, прищемляя меня в самых неожиданных позах. Причем, откидывалось вовсе не традиционным для самолетного кресла образом: изгибаясь дугой.

Я сдался. И решил не обращать внимание на такие мелочи жизни: главное - долететь до того, как эти подонки доберутся то крыльев и двигателей. В том, что это неизбежно – я даже не сомневался.

Бутерброды нам таки подали. И что самое удивительное — вполне съедобные

Уже перед самой посадкой ласковый бабушкинский голос прожурчал у меня за спиной:

– Иланчик, ты что пописал в памперсы?

– Да! – Завопил мне прямо в ухо невидимый Иланчик, – Я еще и покакал!

И засадил мне в печень пятку. Сквозь уже почти совсем сдавшееся кресло.

Я не успел перевести дух, как на меня обрушилось кресло спереди. Правда, без каких либо комментариев. Только кряхтение. Из чего я сделал заключение, что у этого умельца процесс идет вполне успешно.

Когда самолет остановился , я увидел Иланчика - лет шести от силы, его бабушку и, заодно понял, отчего падающее на меня кресло лишь кряхтело: этому юному дарованию было года три, не больше. Ути-пути, сладенький!

Прага, собственно, ее центр - вавилонское столпотворение. Дикие орды туристов осаждают... Да все, что угодно осаждают, хотя это самое "что угодно" и не сопротивляется вторжению, собственно.

Жена заглянула в обменник, я же остался снаружи наблюдать за сверх живой природой. На обменнике возле главпочтамта огромный рисунок с флагами евросоюза. Благообразный негр профессорской наружности спрашивает своих десяток негритят по немецки: "Ну-ка, где здесь флаг... Словении?" И негритята наперебой тычут в флаг Чехии - "Вот, вот он!" Негр грустно поправляет, но они не слишком ему верят.

Подходит немка с одиннадцатым негритенком на руках и они удаляются в сторону почтамта.

– Где тут площадь, мы должны встретиться у часов с Тоней? – Нервничает жена

– Говно вопрос, – бойко отвечаю я, – тут совсем рядом. Одна нога здесь - другая...

Через полчаса жена уже близка к панике:

– Ты уверен, что мы идем в нужном направлении?

– Еще бы, – уверенно, по мере сил, отвечаю я, пытаясь сообразить в какой стороне Влтава и почему до сих пор мы не там, где должны быть?

– Как называется площадь? – спрашивает жена, глядя на информационную схему.

– Э-э, не помню. – неожиданно для себя отвечаю правдиво. – Сейчас у Гугла спрошу.

Жена предпочитает Гуглу прохожих.

– Вы не знаете, как пройти к часам? – обращается она к мужику ссорящемуся на русском языке со своей женой.

– Объясняю, – радостно сказал он, со вздохом облегчения прерывая свару с женой(она с сожалением смотрит на нас) – Староместская... идете... туда. – И показывает всеми руками разом направление, – совсем рядом! Заблудиться невозможно!

Его жена смотрит волком на него, моя - на меня.

– Идем, – Говорю я, – гугл утверждает - пять минут.

Через десять минут выходим по GPS-у на площадь. Интересно, как мы умудрились битый час обходить ее по кругу?

Староместская площадь великолепна как всегда. Время подходит к бою часов. Толпы народа ждут затаив дыхание и наставив объективы чего у них есть на циферблат...

"Бумммм!" – Звучат куранты, – "Бумммм! " И сверху башни раздаются звуки фанфар! А часы уже лет четыреста, как сломаны и что они показываю никто не знает. И что самое удивительное, – никто и не огорчается. Не повезло. И все дела.

Пьем пиво и зырим на площадь. Посреди – сцена. С нее с троица с неподдельным энтузиазмом лабают нудный джаз.

Идем делать тайский массаж. Тут же - лучшая забегаловка в городе. Нас с женой забирают две тайки. Тик и Ной, как выяснилось позже. Мне досталась Тик - двенадцатилетний подросток по телосложению. Жене - Ной. Метр с кепкой, и то если встанет на котурны.

– Мистер, – говорит Тик, вывертывая мне ногу на двести семьдесят градусов, – с тобой все в порядке? А то ты чего-то все молчишь, да молчишь?

Я молчу уже долгое время, в основном, чтобы непроизвольно не заорать.

– Жив... – Кряхчу, – кажется...

Ной и Тик курлыкают на своем птичьем языке, вымешивая нас походу. Их голоса сплетаются с лентами моей боли в живописные композиции.

– Мистер, – снова переходит Тик на пиджн-инглишь, у тебя здесь проблема? И тычет пальцем в хорошо мне известную точку.

– Да, – лепечу я на вдохе и Тик незамедлительно погружает в нее локоть. До самого пола.

– Хы-ы, – выдыхаю я, пытаясь разогнать красные круги перед глазами.

– Больно? – Удивляется Тик, – Нет! – Убежденно говорит она, – Это не больно. Больно будет завтра! – и я именно в этот самый момент понимаю вся глубину собственного идиотизма, ибо завтра с утра нам ехать до Нюрнберга. Как!? – А послезавтра ты скажешь – спасибо Тик! – Не унимается мелкая зараза...

– А вы откуда, мистер, – спохватывается Тик, завертывая мои пятки к моим же лопаткам. "достали?" мелькает у меня изумленная мысль, и тут же улетает куда-то вдаль, вместе с моим, кажется, посмертным хрипом...

– Мистер, – Не унимается Тик(жив, кажись, выдыхаю я), – Так откуда ты?

– Израиль. – выпадает из меня ответ и дробно скачет разноцветными шариками к Ной, вмешивающей мою жену на сдобные булочки с повидлом.

– О! – Восклицает Ной, – Израиль...

– А ты знаешь, что на иврите тик - сумка? – мстительно спрашиваю я у Тик, уныло вымеряющей мой позвоночник пятками, твердыми как булыжники.

– Какая сумка? – Изумляется Тик и у меня что-то с хрустом становится на место в спине. Я так надеюсь. – Любая?

– Да! – хрюкаю я  

– О - о... – Тянет Тик не зная, как ей реагировать, на такую информацию... – А Ной?

– Это вообще библейское имя, – говорю я и моя жена издает визг. Ной с гордостью восприняла это известие:

– Сабаба!

Видимо, мы все таки, не первые израильтяне среди их клиентов.

Ночь была разнообразной. Пара-тройка акомолин едва успела примирить меня с действительностью, как наступило утро.