комары

--Ой, смотри - Новый год полетел!
--А-а куда он полетел, ему, что здесь плохо что ли?
--За грибами, я думаю.
--А наши-то ему, чем наши-то не угодили?
--Не знаю, может там, куда он полетел - лучше.
--Тогда - конечно, тогда обязательно полететь должен. И ты должен, и я.
--Кому?
--Не знаю... Слушай! Так вот ведь, оказывается, в чем проблема! Мы же не знает кому должны, а он - знает!
--Кто, он?
--Ну, этот, как его, ну, он еще полетел, потому что  знает кому должен. В Сингапур, кажется, там говорят можно дешевле достать.
--Молодец. Вот, только, а чего ему на месте-то не сидится?
--Кому?
--Ну, этому, Сингапуру. Кого он там доставать собрался? Мы-то  тут, а он - там.
--А. Да потому, что там грибы и лето. Комары свирепствуют, вот он и носится, от комаров.
--Купил бы мазь от загара для комаров и все, а он носится - вот ведь какой неугомонный.
--Кто?
--Да гриб, тут, один.
--Что с ним?
--Остался один, говорю, ой, да сирота-а!
--А мы ему пару найдем.  Сингапур, он как - одинокий или замужем?
--А мы его разведем! Три к одному. Пусть за нашего гриба выходит, а не носится там, как свиристелка какая, дешевая.
--Ура! Погоди, а разве у нас еще что осталось для развода?
--Конечно - еще три часа, коробочка от мази "звездочка" - в классики играть и комар сушеный, надувной с приводом на всю голову  - один. Батарейки включены в счет. Ключи сдашь кастелянше, справку мне. Главное, успеть до закрытия грибов на сон час. Сам посуди, зачем нам сонные грибы. Свисток сдашь позже. И давай помашем Новому году ручкой. Видишь,  во-он он полетел, и опять мимо нас.  Придется снова жить в старом. Хотя, это и обидно, зато - просторно! И главное - никаких комаров!!!

А мы с Лушаем однажды за жизнь базар...

   А мыс Лушаем был всегда интересен своим и чужим. Чужого у него было намного больше своего - ему много чего поднос или, не поднос, или... в глаз? Да сейчас и неважно, что тогда делали,  а уж тем более - потом. И кровью. Волны, в основном,  как подносили, так  и оттаскивали. А он слаб был,  никак не мог отказаться. Как его не упрашивали родные и родные. И вот от всего этого его часто мутило. Муть Ю болотный, хотя, казалось бы где он, а где болото и  тот паршивец Ю? Он же давно запропастился где-то со товар и щи.  Тот самый китайчонок Ю. И вот туманные мыс Ли, приходят в гости к нему - успокаивать, мол, щи не для каждого.  А он от них раздражался  еще пуще - не любит он их, почему-то, не доверяет им. Вот такой пара Докс, однако, пусть истрепанных от непрерывной носки, но все же рискнули и ушли на исследование  выступ Ления , что на мыс Лушаем вскочил, как на подножку трамвая. Слева по носу. Или - справа налево. Или наоборот. С юга на северо-запад наискосок - сейчас и не разобрать, ни собрать, да толком и  не вытереть. Вот тогда-то волны и заплакали горькими максимами. Те максимы-то были, по правде говоря - так себе, максимами, хотя и достаточно горькими, чтоб стоном народным прикинуться. Но волны-простодыры и таким прикидом гордились нещадно: не все же им подносить, а тем более оттаскивать, вот они и креативничали, пока летит. А что, никто и не против, тем более,  не за. Пока летит-то и план выполняется. А  как без плана-то. Даже космонавты с неба и те звезд не хватали, а в трубу подзорную на мыс Лушаем только и зырили,  пока не надоело. Плечами пожали хотя и были в скафандрах неразношенных почти. Взяли лук Ошки и дальше звезды с неба сбивать пошли. А сжатое так оставили - сушиться  У них ведь тоже план, пусть и не такой забористый. А волны тем временем возопив, - мыс Лушаем!  Планов гром а'Дье ждет нас, но мы как всегда, ибо мы волны! На нас все и вся, а не только!
 А меня, почему-то,  укачивает, - завершил  мыс Лушаем своим  выступом Лением летнюю сессию, отметив недочеты в сборе, усушки и утруске урожая и ушел пить чай с гром а'Дье - у них там еще оставалось малехо на двоих из старых заначек, все равно на всех не хватило бы.  

правда

    У меня была жирафа, я кормил ее со шкафа.

     Так пел Пончик, а Пончику я верил, потому, что он был мотылек. Нельзя не верить мотыльку, никак нельзя.

    Когда я бывал у него в гостях, всегда измерял взглядом огромный старинный шифоньер - можно ли с него покормить жирафу, и если да, то как оттуда потом слезть? Разве что скатиться по жирафьей же шее, решал я потому, что табуретка и еще одна, поставленная на первую обязательно свалятся, когда Пончик  попытается допрыгнуть  до верха шифоньера. А жирафа, она спокойная, она не свалится и не убежит - только будет  тянуться к протянутой еды своим длиннющим фиолетовым языком. Как такой отказать. С другой стороны, зачем ему скатываться по жирафьей шее, если он и сам может летать? 

      Пончик улыбался, разливая  чай по чашкам и его сложенные крылья слегка подрагивали, в предвкушении полета. 

      Пончик летать любил, но еще больше он любил рассказывать небылицы о себе и о других. Окружающие любили слушать о других и даже подбадривали Пончика: "Давай, давай! Еще! Это же истинная правда!". И обязательно находились такие, что говорили, - "Да, да!  Я видел это своими глазами. Клянусь!"   И ведь клялись, а некоторые даже сами верили в то, что видели.   Но когда он начинал рассказывать о них самих, слушатели, почему-то, скучнели и говорили, :"Фу, как нескладно ты врешь, даже на правду совсем не похоже. Фу!" 

      Но Пончик не унывал. Он бродил со своей гитарой  и рассказывал, рассказывал... Пока один из слушателей, разозлившись отчего-то, на рассказ о закате и облаках  взял да и поломал в припадке ярости Пончику крылья. 

     Пончик растерянно улыбался и говорил, - Но ведь это же про облака, ты-то тут причем? Ведь ты даже не облако....

    Но разъяренный слушатель сломал левое крыло Пончику и повредил ему что-то в горле, так, что Пончик мог после этого только сипеть едва слышно. 

    И Пончик ушел, волоча за собой гитару с лопнувшей третьей струной и придерживая сломанное крыло. 

    Пончик пропал надолго. Дня на три. Потом он снова появился со своей обычной улыбкой, перевязанным крылом и гитарой.  

     "У меня была Лариска, - пел он сиплым голосом, - потребляла  виску с миски" 

    Лариска улыбалась, потому, что она знала, что виски у Пончика  никогда не было и не будет, и вообще он любит коньяк, а она пьет сладкий ликер из маленькой рюмочки, подаренной ей Пончиком в те времена, когда он еще умел летать. А все остальное - чистая правда.   

взмах крыла

          --Ну, вот так-то лучше, - сказал Дрондон и поправил плед, - так-то лучше...
  И принялся раскуривать старую трубку.
          --И ничего не лучше, - откликнулся сидящий напротив него известный ворчун Строндон.
 Удивительно было бы если бы Строндон промолчал: он не упускал ни одного случая, чтобы не быть против. Когда учитель географии сказал, что солнце восходит на востоке юный Строндон с порога отмел такую возможность и даже твердая единица по поведению плюс торжественная порка на кухне в тесном кругу семьи не помогли ему передумать.
  Строндон пожевал губами и, зыркнув по сторонам из под густых, когда-то рыжих, а теперь неразберипоймешь какого цвета бровей,  добавил, - ну-у, может и не совсем "не лучше", а так - есть маленькое улучшение. Но, только, совсем маленькое! - заторопился он с разъяснениями, видя, как у Дрондона выпала от неожиданности трубка и разлетевшиеся во все стороны горящие угольки радостно вцепились в Дрондоновский плед, - Ну, вот такие...- он показал, насколько несущественны улучшения, так, что ими можно было бы и  вовсе пренебречь, но его врожденная честность просто не позволяли ему промолчать. - И...ты, это, ты, кажется... горишь.
       Дрондон завопил,  - Я, ай, я.. я - горю... горю-горю-горю! - И попытался вскочить, да не тут-то было - былая резвость безвозвратно покинула его. Он сбросил тлеющий во многих местах плед и с грустью посмотрел на свои, когда-то праздничные, брюки.
         --Ну, вот,  - вздохнул Дрондон и, похлопав по тлеющим штанам, затушил очаг возгорания. - Еще две дырки. А ведь все так славно начиналось... Я, помнится, давным-давно, уж и не помню точно когда, кажется три...  нет, пожалуй, что и все пять закатов назад, как время-то бежит, просто ужас, я был молод и энергичен, думал, что старость - это такой покой, сидение с любимой трубкой, укутав ноги пледом и неспешными разговорами с подрастающим поколением о былом.  А вышло что - никого вокруг, даже плед потушить, не говоря уж о трубке, эх! Ну, чего ты ржешь, как лошадь, небось, тебе тоже никто не подаст.

     Они сидели молча, разглядывая неспешные облака.
        --Вон, смотри, как моя душа, - сказал  Дрондон и показал на клочок облака, отбившийся от общего стада, кочующего по безбрежным небесным прериям.
        --Ты же говорил, что во-он на то облако похоже, - удивился Строндон, тыкая в толстое, черное облако.
        --Тогда настроение такое было, а сейчас... да и потом, все равно,  я ведь так и не узнаю, какая она, моя душа. Разве, что ты ее увидишь, ты же моложе меня.
        --Я - моложе!?  -  Возмутился Строндон,  - с каких это пор? Я тебя старше и точка!
        --Но, я же первый появился на свет, и даже видел как ты....
        --Это не имеет никакого значения, - ледяным тоном заявил Строндон, - я старше, а значит не увижу твою, а ты - да,  ты увидишь мою душу, а потом... Тебе даже не будет кому рассказать, вот!
        --Да ты просто жулик, - разобиделся Дрондон, - я старше, ты, старше - какая разница, не узнать и точка.

     Они снова замолчали, думая о том, что судьбу никак не обмануть, что правду о себе им узнать не доведется,  и лишь остается надеяться, что души, увидев свет окажутся не столь ужасными, как то черное, опухшее от обжорства облако, бредущее по небу в развалку, расталкивая  не успевшие улизнуть от него облака.

    Они сидели  долго, ожидая очередного, по всей видимости, последнего для них заката, укутавшись в пледы и ведя неспешные беседы о том и о сем, пытаясь вспомнить важное, но всякий раз забывая рассказать о нем собеседнику.

     --Привет, - сказал Махаон, - меня зовут.... ну, пусть будет... Да неважно, как меня зовут, а ты - кто?  
     --Я кто? - мрачно ответил второй Махаон, сидевший на прожженном в нескольких  местах стареньком пледе, - Я... Пусть будет... да, пусть будет - Облачко.
 
    И засмеялся.  - Полетели!

   Облачко стряхнул прицепившиеся к его лапке остатки прожженного пледа и  взмахнув крылышками, взлетел над огрызком старого сморщенного яблока, рядом с которым он и появился на свет.    

    Большое Черное Облако мрачно посмотрело на  двух черных Махаонов, порхающих в старом саду, рядом с заброшенным, полуразвалившимся домом, и, презрительно сплюнув, заковыляло  дальше по своей дороге. Какие-то глупые бабочки его не интересовали. В его планы входила буря, и оно было к ней почти готово, осталось лишь добраться до нужного места, а уж там...
 

Проверка связи

А blogger  в стиле Кругла мне весьма симпатичен. Осталось только последняя вещь - интеграция с Круглом и все - "жизнь удалась!"