правда

    У меня была жирафа, я кормил ее со шкафа.

     Так пел Пончик, а Пончику я верил, потому, что он был мотылек. Нельзя не верить мотыльку, никак нельзя.

    Когда я бывал у него в гостях, всегда измерял взглядом огромный старинный шифоньер - можно ли с него покормить жирафу, и если да, то как оттуда потом слезть? Разве что скатиться по жирафьей же шее, решал я потому, что табуретка и еще одна, поставленная на первую обязательно свалятся, когда Пончик  попытается допрыгнуть  до верха шифоньера. А жирафа, она спокойная, она не свалится и не убежит - только будет  тянуться к протянутой еды своим длиннющим фиолетовым языком. Как такой отказать. С другой стороны, зачем ему скатываться по жирафьей шее, если он и сам может летать? 

      Пончик улыбался, разливая  чай по чашкам и его сложенные крылья слегка подрагивали, в предвкушении полета. 

      Пончик летать любил, но еще больше он любил рассказывать небылицы о себе и о других. Окружающие любили слушать о других и даже подбадривали Пончика: "Давай, давай! Еще! Это же истинная правда!". И обязательно находились такие, что говорили, - "Да, да!  Я видел это своими глазами. Клянусь!"   И ведь клялись, а некоторые даже сами верили в то, что видели.   Но когда он начинал рассказывать о них самих, слушатели, почему-то, скучнели и говорили, :"Фу, как нескладно ты врешь, даже на правду совсем не похоже. Фу!" 

      Но Пончик не унывал. Он бродил со своей гитарой  и рассказывал, рассказывал... Пока один из слушателей, разозлившись отчего-то, на рассказ о закате и облаках  взял да и поломал в припадке ярости Пончику крылья. 

     Пончик растерянно улыбался и говорил, - Но ведь это же про облака, ты-то тут причем? Ведь ты даже не облако....

    Но разъяренный слушатель сломал левое крыло Пончику и повредил ему что-то в горле, так, что Пончик мог после этого только сипеть едва слышно. 

    И Пончик ушел, волоча за собой гитару с лопнувшей третьей струной и придерживая сломанное крыло. 

    Пончик пропал надолго. Дня на три. Потом он снова появился со своей обычной улыбкой, перевязанным крылом и гитарой.  

     "У меня была Лариска, - пел он сиплым голосом, - потребляла  виску с миски" 

    Лариска улыбалась, потому, что она знала, что виски у Пончика  никогда не было и не будет, и вообще он любит коньяк, а она пьет сладкий ликер из маленькой рюмочки, подаренной ей Пончиком в те времена, когда он еще умел летать. А все остальное - чистая правда.